А вот чем я занимаюсь на работе))))))
Oct. 2nd, 2005 05:40 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
fannycaplanНедавно, оакзывается, одну мою статью напечатали в казахском политологическом журнале. Правда, не под моим именем, а под именем моего шефа))) Но это мне как-то пофиг, да и к тому же - случись что - я тут ни при чем)))
В общем-то, в мой текст он внес перед печатью немного разных поправок и дополнений, к тому же объединил в единый текст две статьи, объединенные общим содержанием... Короче: тот сырой материал, который я ему предоставила для обработки - выкладываю здесь.
Нафиг? Сама не знаю. Просто похвастаться!!!!!
Одна за другой «цветные революции» стали реальностью в целом ряде государств Европы и Азии. С разной результативность, с разной степенью успеха они были осуществлены, или произошли попытки их осуществления в таких странах как Грузия, Украина, Кыргызстан, Сербия, Белоруссия, Молдавия, Узбекистан. В напряженном ожидании повторения этих событий на своей территории находятся Казахстан, Россия и, вероятно, многие другие страны постсоветского и восточноевропейского пространства, в том числе и те, где первые попытки подобных действий закончились неудачей.
В каждой из упомянутых стран, политические действия разворачивались с учетом своего «национального колорита»: свое влияние на результаты действий оказывали и социально-экономическая ситуация в стране, и наличие или отсутствие национально-религиозных факторов, и степень внешнеполитического воздействия со стороны России. США. Западной Европы, других международных партнеров, и многое другое, вплоть до психологических особенностей личности президента страны и противостоящих ему лидеров оппозиции. В соответствии с этим разнятся и результаты, достигнутые в ходе революций, и перспективы дальнейшего развития стран, переживших эти потрясения. Но при этом в той же степени очевидно и наличие некоторых общих, объединяющих черт, характерных если не для абсолютно всех, то по крайней мере для большинства «цветных» революций.
Основным общим параметром, который отмечался противниками революционных сил во всех странах еще задолго до собственно произошедших событий, а еще только на стадии их подготовки, была информация о существовании некоего «сценария», разработанного внешними силами и спущенного на национальную почву для реализации в соответствии с обстоятельствами, складывающимися в каждой отдельной стране по-своему. В качестве этих «внешних сил», как правило, назывались США либо какие-то международные организации (впрочем, также подчиняющиеся проамериканским силам), имеющие свои геополитические интересы в восточноевропейском регионе и на постсоветском пространстве и нуждающиеся в поддержке местных элит при проведении в жизнь этих интересов. И потому разработка такими силами этих «революционных сценариев» рассматривается как способ формирования новых политических элит, управляемых извне.
Невозможно с достаточной долей достоверности доказать действительное наличие или отсутствие этого навязанного внешнего сценария, либо напротив - имевшего место сговора оппозиционных сил разных стран, действия которых вылились в события, чрезвычайно схожие по своей направленности и внешним проявлениям. Но сам факт того, что практически в каждой из стран, переживших революционные волнения последних лет, информация о существовании и планомерном осуществлении этой операции по навязыванию революции появилась задолго до начала самих активных действий, является одним из общих мест, одним из элементов хроники развития событий.
Важным фактором является разочарование подавляющего большинства населения в выборах как действенном инструменте формирования власти. Точнее – недоверие к институту выборов (как парламентских, так и президентских), по причине их подконтрольности существующей власти.
После повышенного ажиотажа по отношению к выборам, существовавшего в годы перестройки и в ряде регионов – в первые годы постперестроечного реформирования, интерес избирателей к участию в процессе резко пошел на спад. Если в «лучшие» годы процент граждан, принимающих участие в выборах, был нередко более 90, то в последние несколько лет в большинстве кампаний принимали участие не более половины граждан, имеющих право голоса. Известны также и отдельные случаи срыва выборов в некоторых регионах из-за «отсутствия кворума». Свои причины отказа от участия в избирательном процессе люди объясняли чаще всего как неспособность повлиять на результаты голосования. «Как решат наверху, так и будет», - с такой формулировкой чаще всего сталкивались исследователи, задавая вопросы «отказникам». Профессиональные наблюдатели из различных стран и организаций, оценивая процедуру проведения выборов, подтверждали это мнение: огромное влияние административного ресурса, подкуп, запугивание и обман избирателей, сокрытие бюллетеней, подтасовки при подсчете голосов, отсутствие равных возможностей в проведении агитации для всех кандидатов – все это является стандартным набором обвинений, данных внешними наблюдателями избирательным кампаниям практически во всех рассматриваемых нами странах.
Представляется, что именно поэтому выдвижение в качестве ключевого повода к началу революционных действий необходимость пересмотра объявленных результатов выборов выглядело логичным и закономерным. То, что революционные события в разных странах происходили не одновременно, а последовательно, одна страна вслед за другой, придало этому фактору дополнительное значение. Благодаря этому «революция» стала прецедентом разрешения спорных вопросов, касающихся выборов. Опровержение официально объявленных результатов голосования и последующее «восстановление справедливости» через действие народных масс, «майдана», с каждым новым случаем становилось все более естественным и закономерным.
И потому предреволюционные ожидания к настоящему времени охватывают чуть ли не все государства СНГ и восточно-европейского региона, в которых в ближайшие годы предстоит проведение президентских или парламентских выборов. Поскольку и народу, и наблюдателям, и политическим элитам очевидно, что подтасовки и прочие нарушения при проведении избирательной кампании будут непременно: этот факт стал общим местом и сомнений не вызывает. И как следствие – оценка разворачивающейся ситуации складывается не в отношении «будет или не будет в … стране создан повод для революционных событий?», а скорее в отношении «сумеет или не сумеет оппозиция … страны воспользоваться ситуацией и совершить революционный переворот?».
В таких условиях правящие круги в странах, еще не охваченных «цветными революциями», но которым это, скорее всего, предстоит, попадают в крайне невыгодное для них положение. От их действий уже практически ничего не зависит. Вне зависимости от того, будут ли ими предприняты какие-то меры по искажению результатов выборов в свою пользу, эти результаты в глазах общественного мнения (как внутри страны, так и за рубежом) будут выглядеть ложными. И поэтому – сейчас успех или неуспех предстоящих революций зависит в первую очередь от того, какие меры предпримет действующая в той или иной стране власть в ответ на народное действие.
Наряду с «подтасовкой результатов выборов» в качестве причины, сподвигшей оппозиционные силы и сочувствующие им народные массы на выступления против правящего режима, называется также катастрофическая и всеобъемлющая коррумпированность власти: от самых верхних этажей, до участковых милиционеров. В определенном смысле лозунг «борьбы с коррупцией» можно расценивать в данном случае как идеологическую составляющую «цветных революций». Хотя бы потому что других внятных идеологических постулатов лидеры «цветных» революций не предложили. Таким образом, если и невозможно вычленить из социальной структуры обществ, существующих в странах, охваченных «цветными» революциями, некий класс-гегемон революции, его основную опору (потому что нельзя в полной мере предположить в качестве такового студенчество украинского майдана или крестьянство юга Кыргызстана), то «классового врага» революции – и соответственно, врага народного порыва, определить оказывается вполне возможным. И в таком качестве предстает чиновник, определенный «собирательный образ коррупционера», на которого, соответственно, ложится ответственность за все социальные, экономические и политические недостатки, характерные для данной страны.
Под знаменем войны с «чиновником-коррупционером» вообще и с президентом как «главным чиновником» в частности, вполне возможно объединить сегодня абсолютное большинство населения практически любой страны постсоветского пространства, вне зависимости от классовой и национальной принадлежности, уровня благосостояния и т.п. Это – практически беспроигрышный вариант, и неудивительно, что подготовка сознания населения революционных стран к необходимости именно такого, революционного, развития событий шла именно через усиленное формирование и поддерживание через оппозиционные и отчасти – нейтральные СМИ ненависти «простых людей» к общему врагу – чиновнику-коррупционеру.
И можно было наблюдать, как первоначальные эйфорические ожидания народных масс после осуществления революций достаточно быстро сменились (или еще продолжают сменяться) разочарованием, поскольку поставленный главным в ходе революции вопрос – о борьбе с коррупцией – остался в абсолютном большинстве случаев неразрешенным, и новая элита в отношении к этому вопросу ничем не отличается от прежней.
Принципиально провозглашенная ненасильственность революционных действий также объединяет сценарии состоявшихся в разных странах событий. Хотя этот принцип сработал не везде (так, в Кыргызстане в южных городах при захвате административных зданий погибло несколько десятков человек; в Узбекистане напротив, сотни людей погибли в ходе подавления восстания), представляется очевидным, что наличие человеческих жертв не входило в первоначальные планы организаторов событий, кем бы они ни были. Так, свидетельством этому можно, в частности, считать и то, что ни один из свергнутых лидеров государства не был впоследствии физически устранен, или хотя бы арестован. «Мирная», «ненасильственная», «бескровная» - такие эпитеты чаще всего использовались наблюдателями и международной прессой для характеристики революционных событий в рассматриваемых странах.
Общей чертой «цветных» революций на постсоветском и восточно-европейском пространстве является и то, что парадоксальным образом все они – в классическом смысле слова – не могут считаться «настоящими революциями», описанными, например, в трудах классиков марксизма или происходившими в течение ХХ века в ряде развивающихся стран. Здесь противостояние не имело под собой ни классовой, ни (в достаточном понимании) национальной основы. Перераспределение собственности, несомненно, произошедшее после смены власти в этих государствах, также не имело революционного, политического характера: скорее это было перераспределение зон влияния между отдельными кланами. По большому счету, не произошло даже «смены элит». Подавляющее большинство управленческого аппарата, существовавшего при прежней власти, осталось на местах и после революций. Даже лидерами, возглавившими революционное движение, практически везде стали представители прежней элиты, занимавшие при свергнутом президенте самые высокие посты или в исполнительной (Украина, Кыргызстан), или в законодательной (Грузия) власти страны. Почти везде кадровые изменения коснулись только самых верхних этажей власти (Президент, главы министерств и ведомств, руководители некоторых регионов, ключевые фигуры президентской администрации).
Что в таком случае является революционным в данной ситуации? Видимо, сам факт использования новых методов борьбы и демонстрация эффективного способа устранения с политической сцены официального лидера, чей добровольный и своевременный уход представлялся внутренним и внешним силам сомнительным. Революционной, т.е. обновленной, предстает перед современным наблюдателем и картина постсоветского и восточноевропейского пространства в целом: если до начала цепи «цветных революций» механизм смены поколения лидеров, пришедших, в основном, в начале 90-х годов, представлялся сомнительным, то теперь перспективы этого процесса стали достаточно очевидными.
Как можно видеть, успеха достигли «цветные» революции только в тех странах, где правящий режим, несмотря на данные ему оппозиционными силами и принадлежащими им СМИ характеристики, не был в полном смысле ни «кровавым», ни «диктаторским». Проиграли и лились власти, таким образом, только те лидеры, которые при всех своих недостатках сохранили в возглавляемых ими странах какие-то элементы демократического самоуправления: избираемость Президента и парламента, многопартийность, определенную возможность существования оппозиционных СМИ, открытость для международного наблюдения и т.п. И напротив, в тех государствах, где правящий режим является особенно жестким (например, Белоруссия и Узбекистан) попытки осуществления революционных действий по общему сценарию потерпела полное (хотя возможно и временное) поражение.
Что предлагается в качестве альтернативы революционной смене элит в тех государствах региона, которые пока сумели избежать повторения политических волнений на своей территории? Точнее – альтернативой чему, какому плану правящих режимов стал революционный сценарий развития событий? Если судить по тому, что было осуществлено (либо готовилось к осуществлению) в целом ряде в основном азиатских государств, то в планах уходящего поколения государственных лидеров было проведение операции, которую можно назвать «Наследник». То есть – передача государственных полномочий новому персонажу, представляющему новое поколение в политике. Но гарантирующему сохранение прежнего направления развития страны и – что особенно важно – обеспечивающего гарантии безопасности от любого преследования прежнему лидеру и его приближенным. Оптимальным вариантом такого развития событий для предыдущего лидера является назначение на руководящую должность действительно прямого наследника, т.е. родного сына, что и было успешно продемонстрировано, например, в Азербайджане, Чечне и, возможно, подготавливалось к осуществлению в Казахстане и Кыргызстане. Впрочем, наименование «наследник» может быть в значительной мере условным, и в качестве нового лидера стране может быть предложен человек, которому прежний лидер и его ближайшее влиятельное окружение в значительной степени доверяет и предполагает с его стороны действия, соответствующие описанному выше сценарию. В какой-то степени первым случаем подобной «смены поколений» можно назвать назначение и.о. президента России Путина, что, возможно, и послужило отправной точкой для разработки подобных вариантов передачи власти в других странах постсоветского пространства.
Характерно, что оба этих пути – и «революционный», и «наследованный» - отрицают эффективность института прямых и всенародных выборов в наших странах, что само по себе является наиболее опасной тенденцией.
В общем-то, в мой текст он внес перед печатью немного разных поправок и дополнений, к тому же объединил в единый текст две статьи, объединенные общим содержанием... Короче: тот сырой материал, который я ему предоставила для обработки - выкладываю здесь.
Нафиг? Сама не знаю. Просто похвастаться!!!!!
Одна за другой «цветные революции» стали реальностью в целом ряде государств Европы и Азии. С разной результативность, с разной степенью успеха они были осуществлены, или произошли попытки их осуществления в таких странах как Грузия, Украина, Кыргызстан, Сербия, Белоруссия, Молдавия, Узбекистан. В напряженном ожидании повторения этих событий на своей территории находятся Казахстан, Россия и, вероятно, многие другие страны постсоветского и восточноевропейского пространства, в том числе и те, где первые попытки подобных действий закончились неудачей.
В каждой из упомянутых стран, политические действия разворачивались с учетом своего «национального колорита»: свое влияние на результаты действий оказывали и социально-экономическая ситуация в стране, и наличие или отсутствие национально-религиозных факторов, и степень внешнеполитического воздействия со стороны России. США. Западной Европы, других международных партнеров, и многое другое, вплоть до психологических особенностей личности президента страны и противостоящих ему лидеров оппозиции. В соответствии с этим разнятся и результаты, достигнутые в ходе революций, и перспективы дальнейшего развития стран, переживших эти потрясения. Но при этом в той же степени очевидно и наличие некоторых общих, объединяющих черт, характерных если не для абсолютно всех, то по крайней мере для большинства «цветных» революций.
Основным общим параметром, который отмечался противниками революционных сил во всех странах еще задолго до собственно произошедших событий, а еще только на стадии их подготовки, была информация о существовании некоего «сценария», разработанного внешними силами и спущенного на национальную почву для реализации в соответствии с обстоятельствами, складывающимися в каждой отдельной стране по-своему. В качестве этих «внешних сил», как правило, назывались США либо какие-то международные организации (впрочем, также подчиняющиеся проамериканским силам), имеющие свои геополитические интересы в восточноевропейском регионе и на постсоветском пространстве и нуждающиеся в поддержке местных элит при проведении в жизнь этих интересов. И потому разработка такими силами этих «революционных сценариев» рассматривается как способ формирования новых политических элит, управляемых извне.
Невозможно с достаточной долей достоверности доказать действительное наличие или отсутствие этого навязанного внешнего сценария, либо напротив - имевшего место сговора оппозиционных сил разных стран, действия которых вылились в события, чрезвычайно схожие по своей направленности и внешним проявлениям. Но сам факт того, что практически в каждой из стран, переживших революционные волнения последних лет, информация о существовании и планомерном осуществлении этой операции по навязыванию революции появилась задолго до начала самих активных действий, является одним из общих мест, одним из элементов хроники развития событий.
Важным фактором является разочарование подавляющего большинства населения в выборах как действенном инструменте формирования власти. Точнее – недоверие к институту выборов (как парламентских, так и президентских), по причине их подконтрольности существующей власти.
После повышенного ажиотажа по отношению к выборам, существовавшего в годы перестройки и в ряде регионов – в первые годы постперестроечного реформирования, интерес избирателей к участию в процессе резко пошел на спад. Если в «лучшие» годы процент граждан, принимающих участие в выборах, был нередко более 90, то в последние несколько лет в большинстве кампаний принимали участие не более половины граждан, имеющих право голоса. Известны также и отдельные случаи срыва выборов в некоторых регионах из-за «отсутствия кворума». Свои причины отказа от участия в избирательном процессе люди объясняли чаще всего как неспособность повлиять на результаты голосования. «Как решат наверху, так и будет», - с такой формулировкой чаще всего сталкивались исследователи, задавая вопросы «отказникам». Профессиональные наблюдатели из различных стран и организаций, оценивая процедуру проведения выборов, подтверждали это мнение: огромное влияние административного ресурса, подкуп, запугивание и обман избирателей, сокрытие бюллетеней, подтасовки при подсчете голосов, отсутствие равных возможностей в проведении агитации для всех кандидатов – все это является стандартным набором обвинений, данных внешними наблюдателями избирательным кампаниям практически во всех рассматриваемых нами странах.
Представляется, что именно поэтому выдвижение в качестве ключевого повода к началу революционных действий необходимость пересмотра объявленных результатов выборов выглядело логичным и закономерным. То, что революционные события в разных странах происходили не одновременно, а последовательно, одна страна вслед за другой, придало этому фактору дополнительное значение. Благодаря этому «революция» стала прецедентом разрешения спорных вопросов, касающихся выборов. Опровержение официально объявленных результатов голосования и последующее «восстановление справедливости» через действие народных масс, «майдана», с каждым новым случаем становилось все более естественным и закономерным.
И потому предреволюционные ожидания к настоящему времени охватывают чуть ли не все государства СНГ и восточно-европейского региона, в которых в ближайшие годы предстоит проведение президентских или парламентских выборов. Поскольку и народу, и наблюдателям, и политическим элитам очевидно, что подтасовки и прочие нарушения при проведении избирательной кампании будут непременно: этот факт стал общим местом и сомнений не вызывает. И как следствие – оценка разворачивающейся ситуации складывается не в отношении «будет или не будет в … стране создан повод для революционных событий?», а скорее в отношении «сумеет или не сумеет оппозиция … страны воспользоваться ситуацией и совершить революционный переворот?».
В таких условиях правящие круги в странах, еще не охваченных «цветными революциями», но которым это, скорее всего, предстоит, попадают в крайне невыгодное для них положение. От их действий уже практически ничего не зависит. Вне зависимости от того, будут ли ими предприняты какие-то меры по искажению результатов выборов в свою пользу, эти результаты в глазах общественного мнения (как внутри страны, так и за рубежом) будут выглядеть ложными. И поэтому – сейчас успех или неуспех предстоящих революций зависит в первую очередь от того, какие меры предпримет действующая в той или иной стране власть в ответ на народное действие.
Наряду с «подтасовкой результатов выборов» в качестве причины, сподвигшей оппозиционные силы и сочувствующие им народные массы на выступления против правящего режима, называется также катастрофическая и всеобъемлющая коррумпированность власти: от самых верхних этажей, до участковых милиционеров. В определенном смысле лозунг «борьбы с коррупцией» можно расценивать в данном случае как идеологическую составляющую «цветных революций». Хотя бы потому что других внятных идеологических постулатов лидеры «цветных» революций не предложили. Таким образом, если и невозможно вычленить из социальной структуры обществ, существующих в странах, охваченных «цветными» революциями, некий класс-гегемон революции, его основную опору (потому что нельзя в полной мере предположить в качестве такового студенчество украинского майдана или крестьянство юга Кыргызстана), то «классового врага» революции – и соответственно, врага народного порыва, определить оказывается вполне возможным. И в таком качестве предстает чиновник, определенный «собирательный образ коррупционера», на которого, соответственно, ложится ответственность за все социальные, экономические и политические недостатки, характерные для данной страны.
Под знаменем войны с «чиновником-коррупционером» вообще и с президентом как «главным чиновником» в частности, вполне возможно объединить сегодня абсолютное большинство населения практически любой страны постсоветского пространства, вне зависимости от классовой и национальной принадлежности, уровня благосостояния и т.п. Это – практически беспроигрышный вариант, и неудивительно, что подготовка сознания населения революционных стран к необходимости именно такого, революционного, развития событий шла именно через усиленное формирование и поддерживание через оппозиционные и отчасти – нейтральные СМИ ненависти «простых людей» к общему врагу – чиновнику-коррупционеру.
И можно было наблюдать, как первоначальные эйфорические ожидания народных масс после осуществления революций достаточно быстро сменились (или еще продолжают сменяться) разочарованием, поскольку поставленный главным в ходе революции вопрос – о борьбе с коррупцией – остался в абсолютном большинстве случаев неразрешенным, и новая элита в отношении к этому вопросу ничем не отличается от прежней.
Принципиально провозглашенная ненасильственность революционных действий также объединяет сценарии состоявшихся в разных странах событий. Хотя этот принцип сработал не везде (так, в Кыргызстане в южных городах при захвате административных зданий погибло несколько десятков человек; в Узбекистане напротив, сотни людей погибли в ходе подавления восстания), представляется очевидным, что наличие человеческих жертв не входило в первоначальные планы организаторов событий, кем бы они ни были. Так, свидетельством этому можно, в частности, считать и то, что ни один из свергнутых лидеров государства не был впоследствии физически устранен, или хотя бы арестован. «Мирная», «ненасильственная», «бескровная» - такие эпитеты чаще всего использовались наблюдателями и международной прессой для характеристики революционных событий в рассматриваемых странах.
Общей чертой «цветных» революций на постсоветском и восточно-европейском пространстве является и то, что парадоксальным образом все они – в классическом смысле слова – не могут считаться «настоящими революциями», описанными, например, в трудах классиков марксизма или происходившими в течение ХХ века в ряде развивающихся стран. Здесь противостояние не имело под собой ни классовой, ни (в достаточном понимании) национальной основы. Перераспределение собственности, несомненно, произошедшее после смены власти в этих государствах, также не имело революционного, политического характера: скорее это было перераспределение зон влияния между отдельными кланами. По большому счету, не произошло даже «смены элит». Подавляющее большинство управленческого аппарата, существовавшего при прежней власти, осталось на местах и после революций. Даже лидерами, возглавившими революционное движение, практически везде стали представители прежней элиты, занимавшие при свергнутом президенте самые высокие посты или в исполнительной (Украина, Кыргызстан), или в законодательной (Грузия) власти страны. Почти везде кадровые изменения коснулись только самых верхних этажей власти (Президент, главы министерств и ведомств, руководители некоторых регионов, ключевые фигуры президентской администрации).
Что в таком случае является революционным в данной ситуации? Видимо, сам факт использования новых методов борьбы и демонстрация эффективного способа устранения с политической сцены официального лидера, чей добровольный и своевременный уход представлялся внутренним и внешним силам сомнительным. Революционной, т.е. обновленной, предстает перед современным наблюдателем и картина постсоветского и восточноевропейского пространства в целом: если до начала цепи «цветных революций» механизм смены поколения лидеров, пришедших, в основном, в начале 90-х годов, представлялся сомнительным, то теперь перспективы этого процесса стали достаточно очевидными.
Как можно видеть, успеха достигли «цветные» революции только в тех странах, где правящий режим, несмотря на данные ему оппозиционными силами и принадлежащими им СМИ характеристики, не был в полном смысле ни «кровавым», ни «диктаторским». Проиграли и лились власти, таким образом, только те лидеры, которые при всех своих недостатках сохранили в возглавляемых ими странах какие-то элементы демократического самоуправления: избираемость Президента и парламента, многопартийность, определенную возможность существования оппозиционных СМИ, открытость для международного наблюдения и т.п. И напротив, в тех государствах, где правящий режим является особенно жестким (например, Белоруссия и Узбекистан) попытки осуществления революционных действий по общему сценарию потерпела полное (хотя возможно и временное) поражение.
Что предлагается в качестве альтернативы революционной смене элит в тех государствах региона, которые пока сумели избежать повторения политических волнений на своей территории? Точнее – альтернативой чему, какому плану правящих режимов стал революционный сценарий развития событий? Если судить по тому, что было осуществлено (либо готовилось к осуществлению) в целом ряде в основном азиатских государств, то в планах уходящего поколения государственных лидеров было проведение операции, которую можно назвать «Наследник». То есть – передача государственных полномочий новому персонажу, представляющему новое поколение в политике. Но гарантирующему сохранение прежнего направления развития страны и – что особенно важно – обеспечивающего гарантии безопасности от любого преследования прежнему лидеру и его приближенным. Оптимальным вариантом такого развития событий для предыдущего лидера является назначение на руководящую должность действительно прямого наследника, т.е. родного сына, что и было успешно продемонстрировано, например, в Азербайджане, Чечне и, возможно, подготавливалось к осуществлению в Казахстане и Кыргызстане. Впрочем, наименование «наследник» может быть в значительной мере условным, и в качестве нового лидера стране может быть предложен человек, которому прежний лидер и его ближайшее влиятельное окружение в значительной степени доверяет и предполагает с его стороны действия, соответствующие описанному выше сценарию. В какой-то степени первым случаем подобной «смены поколений» можно назвать назначение и.о. президента России Путина, что, возможно, и послужило отправной точкой для разработки подобных вариантов передачи власти в других странах постсоветского пространства.
Характерно, что оба этих пути – и «революционный», и «наследованный» - отрицают эффективность института прямых и всенародных выборов в наших странах, что само по себе является наиболее опасной тенденцией.
